НАЧАЛО: Архипелаг Шпицберген: cамый северный в мире аэропорт и припасы на случай конца света
Продолжение
Как говорят, из 2 тысяч населения Лонгйира человек пятьдесят — украинцы. В основном это те, кто, отработав в Баренцбурге, только им известным способом по пути домой сумели "зацепиться", а "зацепившись", так и остались.
Дончанка Алена тут 8 лет. Вышла замуж за норвежца. Он работает на здешней шахте. И дом неплохой есть, дочка в школе учится, сын ходит в детсад. "Но жизнь тут не очень сытная, — сетует женщина. — Все, что зарабатываем, в общем, и проедаем. Скопить на черный день не получается. Хотя вроде и на себя не так уж много тратим, но вы же видели, какие тут цены".
ЖИТЬ ДОРОГО! Да, видел! Один поход в магазин — полтыщи норвежских крон, то есть около 100 долларов США, как не бывало (в магазинах кроме местной валюты принимают "зеленые", евро). Килограмм красного перца в пересчете на наши деньги — под 90 гривен, чуть дешевле свежие помидоры — 87—88. Огурцы — больше 40. Картофель и апельсины чуток меньше огурцов. Багет — почти 20 гривен....
Цены на вещи тоже немаленькие. И сувениры недешевы. Особенно с логотипом "Свальбард", "Лонгйир". Все-таки экзотика. Туристы берут. Сходить в краеведческий музей — 75 крон, или около сотни гривен. Музей хорош, и экспозиция интересная. Но 100 гривен... Дороговато. Музей поменьше — истории авиации, и тоже 75. Грабеж! Правда, и уровень жизни иной. А зарплата не в гривнях и не в российских рублях.
Наталья, также родом из Донбасса, несколько лет назад работала в Баренцбурге, в отделе контроля качества шахты. О нынешней своей жизни, как и россиянка Эльза, говорить отказалась, фамилию не назвала. Мне долго была непонятна причина, пока одна украинка не подсказала: "Зачем нам слава? Мы устроены, жизнь налажена. Денег, которые получаем, в Украине бы не видели. Всего добились сами. А напишете — люди подумают, что тут деньги сами в карман прыгают, и потянутся за нами. Некоторые двух слов по-английски связать не умеют, не говоря про норвежский. Зачем нам конкуренция?"
Предложение встретиться в удобное для нее время и переговорить спокойно, без спешки, Наталья отклонила. "И так заговорилась с вами, — спохватилась она. — Начальство заметит, что в рабочее время с посторонними лясы точу, накажет".
В магазине "Лумпен" познакомился с Верой. "Заплатите 10 тысяч долларов — дам интервью, — огорошила с порога. — А за спасибо — извините. Что с вами разговаривать? Не нужна мне реклама". И ушла к стеллажам с дорогущими свитерами и куртками на меху.
Оказалось, прилетали как-то сюда российские тележурналисты, нашли Веру и сняли сюжет. Его потом случайно увидели в новостях родные. И устроили выволочку: "Кто тебя просил душу раскрывать? Кто за язык тянул? Соседи нам проходу не дают — считают, что ты в богатстве купаешься, кроны свои лопатой гребешь, и нам присылаешь, поэтому ходят и клянчат — одолжи да одолжи. А отказываемся — обижаются, злятся, завидуют. Не смей говорить о своем житье-бытье!"
Но днем позже, когда я с утра вновь забрел в магазин за сувенирами, Вера, пока не было покупателей, все же немного оттаяла и чуть разоткровенничалась. Правда, потребовала диктофон спрятать, фотографировать запретила и попросила не называть, из каких мест родом — чтоб инкогнито сохранить.
Рассказала, что, как Алена, замужем за норвежцем, и супруг, как у той — горняк. В Осло у них квартира, и он регулярно туда наведывается, присматривает за жильем. А на здешней шахте работает вахтой по две недели, а потом две недели отдыхает. "Это я самолетов боюсь и не летаю, — делилась Вера. — У мужа работа нормальная, в месяц где-то 52 тысячи норвежских крон получается. Это порядка 70 тыс. гривен. По здешним меркам прилично — считается, 250 тысяч в год это немало, а у него выходит больше. Работой дорожит. На шахту очередь, и все за свое место держатся. Ездил в Баренцбург, ужаснулся, там не шахта — каменоломня. У норвежцев условия гораздо лучше. У меня, конечно, заработок меньше, чем у мужа. Магазин скоро закроют — выставили на продажу. Раньше здесь были баня и прачечная для шахтеров. В норвежских семьях нет общего бюджета, как на Украине и в России. Каждый сам по себе: муж на свою зарплату живет, жена на свою. Так принято".
Жизнью своей нынешней Вера недовольна: "Тоска смертная, пойти некуда, дом — работа — семья и все, — вздыхает она. — Замкнутое пространство, те же люди, каждый день — как вчерашний и завтрашний. Невыносимо бывает, волком завоешь! Да еще полярка на психику давит. Норвежцы скрытные, никогда не знаешь, что о тебе думают. И сама подозрительной становишься. Мы тут ни с кем отношения не поддерживаем. Позовешь кого-то из своих в гости — разговоры ни о чем, сплетни одни. Поэтому все в своем мирке живут. И
никого туда пускать не хотят".
Но уезжать все-таки из Лонгйира в ближайшее время не планирует. За то, что семья на Шпицбергене живет, полагаются существенные льготы. "Налоги в Норвегии очень высокие, до 42% доходят, а мы не больше 5 платим, — нехотя признается она. — Сейчас у меня временный вид на жительство, но через пару лет получу гражданство, и тогда уедем отсюда навсегда в Осло. Мне столица нравится. А здесь — дыра дырой. Так и напишите". Пишу.
Еще поведала Вера, что медицина в Норвегии бесплатная, но за визит приходится отстегивать — лично врачу. "Потому все стараются не заболеть, к медикам обращаются редко, — уточняет она. — Я по профессии медсестра, кое-что умею, ну а когда сильно прижмет, идем к здешнему профессору, он много на своем веку повидал, много знает, в Тибет ездил, так что помогает".
Предложенные в качестве маленького презента с Большой земли киевские конфеты Вера нервно отвергла: "Заберите, иначе выброшу. Я тут панкреатит заработала, а вы мне сладкое даете". И детям не взяла...
…Водитель минивэна Павел, подвозивший из аэропорта Лонгйира в город бухгалтеров с Баренцбурга, диктовал номер мобильного телефона, по которому с ним должна была связаться девушка Оля из турфирмы. Заметив, что и я решил записать его координаты в блокнот (мало ли, вдруг пригодятся), осерчал: "А вам для чего? Я вам свой телефон давать не собираюсь. Будете потом названивать! Вы вообще кто такой? Какую организацию представляете?"
И поглядел так, словно в Лонгйир меня командировали исключительно для того, чтобы выжить его с насиженного водительского сиденья.
Кто знает, что на самом деле на душе у наших бывших соотечественников. Возможно, как предположил один попутчик-россиянин по дороге в Москву, что-то не заладилось — в семье, по работе, в жизни. А признаваться в этом чужому человеку, который напишет и неизвестно еще, как интерпретирует — какой смысл, на кого потом пенять?
Или же в суровом северном крае славяне просто становятся другими — более замкнутыми, недоверчивыми. Как норвежцы. Те вроде и не злые, но неэмоциональны, несентиментальны. Холодный народ. А с кем поведешься...
КТО ЕЩЕ? ФИЛИППИНЫ, ПЕРУ, ТАИЛАНД…
В Лонгйире немало и приезжих из куда более далеких стран. Среди персонала магазинов заметны девушки и женщины с характерной юго-восточной внешностью. "Вэ а ю фром?" — спрашиваю юркую смуглолицую продавщицу супермаркета. "Филиппины", — откликается та. "Не мерзнете за Полярным кругом?" "Уже нет, привыкла". Продавец другого магазина на такой же вопрос ответила, что она из Перу. "Все бы хорошо, — добавляет, — только домой долго добираться. Латинская Америка отсюда далеко. И у нас очень жарко".
А горничная моего отеля Лэ — уроженка Таиланда. "У меня трое детей. Они все в Бангкоке. Надо зарабатывать им на учебу. Бангкок большой, шумный город, не такой, как Лонгйир. Но человек ко всему приспосабливается".
Несмотря на географическую доступность Свальбарда и безвизовый режим, рады далеко не всем. Не нашел в короткий срок работу, не владеешь хотя бы английским — отправят без сожаленья за счастьем в других широтах.