Проводы казака на войну. Популярная тема в украинской литературе со времен Гоголя
До Николая Петрова современная украинская литература насчитывала уже почти сто лет. Но истории ее, да и мало-мальски профессионального критического разбора не существовало. Виновато в этом, на мой взгляд, то завистливое животное, которое у нас называют "жабой". "Жаба" душила чуть ли не каждого украинского литератора, испытывавшего лютую зависть к коллегам по цеху. Каждый хотел быть самым великим. Каждому был нужен храм имени себя в мазанке под стрехой, но как минимум с античными колоннами и собственной статуей в тоге и шароварах. Поэтому Пантелеймон Кулиш поносил Гоголя и Шевченко. Гоголь – вообще никого не замечал, надеясь стать самым знаменитым украинцем в мировой литературе, что в результате у него и получилось. А Шевченко в свойственном ему духе "правдолюбия" мазал дегтем "і мертвих, і живих" конкурентов, щадя только "ненароджених".
В марте 1847 года Тарас решил написать предисловие ко второму изданию своего "Кобзаря", а заодно разделаться по заслугам с тем, что называлось на тот момент украинской литературой. Текст его я привожу по подлиннику. Так, как писал Великий Кобзарь. "Гоголь, — считал Шевченко, — вырисъ въ Нижини, а не въ Малороссіи, и свого языка не знае… Покойный Основьяненко дуже добре прыглядив ся на народ, та не прислухав ся до языка, бо може ёго не чувъ у колысци одъ матери, а Г. Артемовській хоть и чувъ, такъ забувъ, бо в паны пострыгся".
К слову сказать, так же строго судил Тарас Григорьевич и об украинской философии, назвав "творчий доробок" самого известного представителя ее "бестолковыми произведениями философа Сковороды", а самого их создателя — "идиотом". Так и написал: "В малороссийских произведениях почтеннейшего князя со всеми подробностями отразился идиот Сковорода". Кто не верит, пусть откроет повесть Шевченко "Близнецы" и найдет эту цитату.
Понятное дело, что такой горячий человек не мог написать историю литературы. Да и другие были немногим объективнее. Поэтому неблагодарную миссию в очередной раз пришлось взвалить на плечи "москалю" — Николаю Петрову.
Он происходил из самой что ни на есть исконной Московии – села Вознесенское под Костромой. Родился в 1840 году в семье церковного дьячка. Да и сам внешне походил на типичного интеллигента-разночинца – очки, чеховская бородка, галстук-шнурок. Как выходец из духовной семьи Петров приехал учиться в Киевскую духовную академию (она находилась на Контрактовой площади, там, где сейчас "Могилянка") и остался в нашем городе до самой смерти в 1921 году. Тут он стал преподавателем в том же учебном заведении, которое закончил, профессором, членкором Петроградской академии наук, с 1919-го академиком ВУАН (Всеукраинской академии наук) и членом Украинского научного общества.
Каждая книга Петрова становилась для научного Киева крупным событием. Он первым выпустил историю того заведения, в котором служил. Книга его называлась "Киевская Академия во второй половине XVII века". После нее гоголевские бурсаки, воспетые в "Вие", стали не просто художественными образами, но и предметом исследования. Первым же, по сути, разобрался с летописной топографией столицы Руси, написав "Историко-топографические очерки древнего Киева". Монографии эти были настолько хороши, что до сих пор разномастные "науковці" охотно передирают у Петрова, когда пытаются писать популярно, и не всегда на него ссылаются. Но главным достижением ученого стали "Очерки из истории украинской литературы XVII—XVIII веков" и "Очерки истории украинской литературы XIX столетия".
Последняя книга попалась мне как-то у одного букиниста. Запросил он дорого. Но только за то, что книга была старая — 1884 года издания. К счастью для моего кошелька, продавец не оценил автограф на титульной странице: "М.Любичу от Автора". Кто такой Любич, я не знаю, но Петров, кроме всего прочего, был еще и крестным отцом Михаила Булгакова. Причем, видимо, очень хорошим крестным, раз, кроме первенца, он крестил потом еще нескольких детей в этой семье. Так что автограф его — немалая ценность.
С отцом Миши — Афанасием Ивановичем — они были друзьями. Да и трудились в одном месте — все в той же Духовной академии. Значит, Петров бывал у Булгаковых в доме, делился своими научными интересами. В связи с этим становится понятна и та скрытая симпатия, которая есть у автора "Белой гвардии", несмотря ни на что, к игравшим в украинскую историю петлюровцам — взять хотя бы колоритный образ полковника Козыря-Лешко или сцену петлюровского парада. Описывая украинское, Булгаков хорошо его знал. Все украиноязычные персонажи его говорят на настоящем, а не стилизованном украинском языке. И это понятно – маленький Миша не только слышал этот язык на киевских улицах, но и был крестником автора первой истории украинской литературы. Это только лишний раз подтверждает, насколько тесно переплетены Украина и Россия, вышедшие из одной общей колыбели — Киевской Руси.
Многие идеи Петрова актуальны до сих пор. "Недоброжелатели украинской литературы, — писал он, — относятся к ней пренебрежительно, обзывают ее хохлацкою, хохломанскою и хлопоманскою литературою и не считают достойною серьезного изучения, — другие, преимущественно из украинцев, замечают в ней особую свежесть, девственность и оригинальность, ставят ее несравненно выше северно-русской искусственной литературы и дают ей почетное место между литературами других славянских племен… В том и другом лагере не достает спокойного изучения историко-литературных фактов и даже надлежащей полноты этих фактов".
СТРОГИЙ СУД ПАНТЕЛЕЙМОНА КУЛИША НАД КОТЛЯРЕВСКИМ
Обилие фактов и стало одним из главных достоинств "Очерков". Преподавая литературу в школе, у нас стараются залакировать сложные отношения украинских писателей друг к другу. А Петров их не скрывал. Поэтому герои его книги — живые люди, а не памятники. Они конфликтуют, завидуют, стремятся к славе, иногда даже заимствуют чужие сюжеты.
Петров подробно описывает, например, два противоположных отношения к основоположнику новой украинской литературы — автору "Энеиды": "Малорусские критики разошлись в своих мнениях о Котляревском: одни порицают его за насмешливое, карикатурное или же сентиментальное изображение малорусской действительности и, давая произведениям его лишь историческое значение, считают их анахронизмом для настоящего времени; другие, наоборот, возвышают его на степень истинного поэта".
Особенно строго, указывает Петров, относился к Котляревскому Пантелеймон Кулиш. "Уже самая мысль написать пародию на языке своего народа, — язвил этот критик, — показывает отсутствие уважения к этому языку. Троянский герой в виде украинского бродяги смешил товарищей Котляревского до слез, и рукопись его начала ходить по рукам. Помещики украинские расхохотались над "Энеидою" не хуже офицеров; расхохотались над нею и их лакеи… Одни простолюдины не смеялись: им было не до "Энеиды". Тот век был вообще последнею пробою нашей народности, которая упала мало-помалу до бессознательного состоянию; но ничто не подвергло ее столь опасному испытанию, как пародия Котляревского". И даже сам автор, по мнению Кулиша, "смутно почуял беззаконие своего смеха".
Но за этим строгим "приговором" скрывалась обычная зависть. Кулиш был не только критиком, но и сам грешил прозой и стихами. Его раздражала популярность Котлярев-ского, на фоне которой собственные достижения Кулиша выглядели очень скромно. "Впрочем, как ни строго судил Кулиш произведения Котляревского, — писал Петров, — но и он признавал большое значение их для современного и последующих поколений малороссов".
ГОГОЛЬ – НАЦИОНАЛИСТ
В свою историю украинской литературы Петров включил и Николая Гоголя, которого сегодня наши дети проходят как иностранного писателя. Получается, что "москаль-литературовед" проявил больше уважения к этому автору, да и к самим украинцам, чем нынешнее Министерство образования. Гоголь, по словам Петрова, пред-ставитель "национализма" или "национальной школы в украинской литературе". При этом под "национализмом" он подразумевал "то направление, которое, опираясь на историче-ское и этнографическое изучение народа, идеализирует прошлую или современную жизнь его". В XX веке это слово изменило значение и стало ассоциироваться в основном с Петлюрой или Бандерой и их деяниями.
Гоголь же был представителем совсем другого национализма. И даже Кулиш писал о нем: "Со времен Гоголя взгляд великорусов на натуру украинца переменился: Почуяли в этой натуре способности ума и сердца необыкновенные, поразительные; увидели, что народ, посреди которого явился такой человек, живет сильною жизнью и, может быть, предназначен судьбою к восполнению духовной натуры северо-русского человека".
ШЕВЧЕНКО В "КАЦАПСКОМ" БОЛОТЕ
Но особенно удалась Николаю Петрову глава о Тарасе Шевченко. Он описывал Великого Кобзаря не только как автора минорных стихов о страданиях простого народа, но и как гуляку, не перетруждавшего себя работой: "К веселой разгульной жизни располагал Шевченко и его знаменитый учитель и покровитель Брюллов, который и сам не прочь был пображничать. Наконец, Шевченко отбил у Сошенко (своего друга) племянницу его хозяйки — немки Марью Яковлевну, за что Сошенко выгнал нашего поэта из своей квартиры. Эта Марья Яковлевна жаловалась впоследствии на Шевченко в Академию художеств".
Получив в 1843 году звание свободного художника, Шевченко стал рваться из столицы на родину. Петров приводит одно из его писем к приятелю на Украину, где описывается их житье-бытье с Брюлловым: "Карлъ Павловичъ байдаки бье, а "Осада Пскова" жде лита. А я чортъ знае що — не то роблю що, не то гуляю, сновигаю по оцему чертову болоту, та згадую нашу Украину… Спиткали мене прокляты кацапи, такъ що не знаю, як и выкручатьця".
"Болотом" Тарас называл столицу Российской империи — Петербург. Но вряд ли всерьез. По самому тону письма чувствуется, что ему там не так уж плохо, раз основное время приходится тратить на загулы.
С точки зрения "серьезных специалистов" нашего времени, "Очерки по истории украинской литературы XIX столетия" написаны слишком свободно и неполиткорректно. Но, кто тогда вообще что-то слышал о политкорректности? Это поздняя американская выдумка, призванная как-то сгладить неприязнь между различными этническими и расовыми группами в США. Теперь ее пытаются навязать остальному миру. Сам Шевченко — вызывающе "неполиткорректен". Но тем он и интересен. Как и первый историк украинской литературы профессор Петров, которого давно пора вернуть нашей науке и культуре.