Времени, чтобы перестраиваться с мира на войну, у киевского архитектора Льва Синькевича не было. Повестку вручили 22 июня 1941 года. Сегодня еще перед глазами — родной город, дома, которые проектировал, молодая жена и маленький Юлик. А завтрашний день планировать уже невозможно: неизвестность, может быть, ранение, смерть... С этого момента такими стали все дни — на войне других не бывает. Потому каждый "треугольник" на фронт — дорогая память о днях без выстрелов. Каждый "треугольник" с фронта — надежда на то, что эти дни вернутся. Но как мог взрослый мужчина рассказать своему 4-летнему сыну, что дерутся они отчаянно, что верят в победу, и потому его сын тоже должен верить, что папа вернется? Как выразить свои чувства самому любимому малышу из тех, ради кого приходилось воевать? И архитектор Синькевич, а теперь командир саперной роты, выкроив из серых оберток американских пайков небольшие листочки, чтобы порадовать сынишку, начал рисовать. Благо, цветные карандаши по долгу службы всегда под рукой, а между взрывами бывает затишье.
Прямо в окопе придумались звери с добрыми мордашками: Мишка-пасечник и Зайка-огородник. Худой голодный Волк разрушил хозяйство косолапого. "Мишка разозлился — и вооружился", — такие стихи-пояснения даны к каждой из восьми страничек сказки с немудреным названием "Как мишка воевал, а зайчишка помогал". Главный герой надел гимнастерку и пилотку с красной звездочкой, а Зайка-сосед предложил свою союзническую помощь. На следующей страничке автор не удержался и выразил свое недовольство реальными и долго медлившими союзниками-американцами: "Избил медведь вора-волка, но от зайца помощь невелика". Шел 1942 год. До открытия "второго фронта" было еще два года.
Страничка за страничкой будущая книжка пересылалась в далекий Казахстан, где находилась в эвакуации семья. Юлик тоже взялся за карандаши, — и папа аккуратно складывал в планшет дорогие сердцу рисунки. Теперь они, со следами перегибов оттого, что были сложены "треугольниками", хранятся в киевском музее Великой Отечественной войны в Киеве. Их автор стал скульптором-монументалистом, заслуженным деятелем искусств Юлием Синькевичем. Широкому кругу наиболее известна его первая студенческая работа — памятник Шевченко в Москве.
"После войны книжку переплели, и она как реликвия хранилась среди бумаг на высоком шкафу. Ох, и навернулась я однажды, когда полезла за ней, — рассказывает рожденная уже после войны дочь Льва Синькевича — Ольга, заслуженный и единственный женщина-тренер в современном пятиборье — конном спорте. — Иногда папа доставал книжку и говорил: "Хочешь почитать? Ну, давай. Какая это буква?" Так я училась азбуке. Больше всего меня интересовал вопрос, почему мишка и звери из папиной серии "Рода войск" нарисованы без штанов. Папа озадачивал меня в свою очередь: "А хвосты куда девать?"
После издания в прошлом году тиражом в 1000 экземпляров "книжка для Юлика" стала дважды лауреатом на международным конкурсах книги в Москве и Киеве, а также отмечена на международной ярмарке во Франкфурте-на-Майне в номинации "Редкая книга".
ЕГО САПЕРЫ НЕ БЫЛИ ДАЖЕ РАНЕНЫ. В окопах Лев Синькевич рисовал не только для Юлика, но и портреты своих бойцов, а те отсылали их близким. Но самым большим достижением в войне считал, что все солдаты из его роты остались живы и даже не ранены. Согласитесь, уникальный для саперов случай. Ведь порой нужно было не только безошибочно обнаружить мину, но и мастерски достать ее из мерзлой земли, а потом еще и взорвать, дождавшись шквального артобстрела — чтобы подрывом не выдать свое месторасположение.
Как инженер саперного батальона, Лев Васильевич гордился также построенным в Прибалтике деревянным мостом — длиной 20 м и без единой промежуточной опоры. Вшестером — за ночь, по пояс в холодной ноябрьской воде — ребята навели его для переправы пехоты и артиллерии. Все были награждены орденами Красной Звезды. Победу Лев Синькевич встретил в Будапеште, но домой вернулся только в конце 1945-го: саперам хватало работы. И опять в бой — как архитектор до последнего дня старался отстоять лицо любимого Киева. Когда Ольга как дублер снималась на конях в фильмах, посвященных войне, отец говорил: "Слава Богу, на экране нельзя показать запах крови, смерти и трупов". Лев Синькевич ушел в 1999 году. Умирая, в бреду, он шел в атаку...