Корчинский Александр
Екатерина Степаненко
редактор В канун Дня победы над нацизмом во Второй мировой войне мы встретились с генерал-лейтенантом Василием Зарубенко, который в конце 80-х — начале 90-х служил в Германии, в Потсдаме и Берлине. По его словам, там до сих пор чтут память воинов освободителей от коричневой чумы. Несколько лет назад Василий Федорович посетил Берлин и сам видел свежие цветы у памятника советским воинам в Трептов-парке. Зарубенко подчеркнул выдающуюся роль украинцев в деле Великой Победы, в частности всех 4-х Украинских фронтов. А также напомнил о нашем земляке лейтенанте Алексее Бересте, который на самом деле первым вышел на крышу рейхстага, а уж затем выпустил туда Егорова и Кантарию для водружения знамени. К сожалению, подвиги Береста не были оценены при его жизни, лишь в 2005 году он был удостоен звания Героя Украины посмертно, регалии получила его дочь.
Василий Зарубенко много лет отдал военной контрразведке, охраняя секреты армии того государства, которого уже нет, — СССР. Затем вернулся на родину, в Украину, где занимался вопросами безопасности, а затем прошел славный путь по борьбе с преступностью, став главой Киевской областной милиции, членом коллегии МВД Украины. Да, времена изменились, те, кто считался для СССР вероятным противником, сегодня партнеры и друзья независимой Украины. Однако контрразведка была и есть в любом государстве, есть и у нас сейчас в составе СБУ. Это засекреченная организация, узнать у ее сотрудников подробности операций невозможно, это военная и государственная тайна. Тем интереснее было поговорить о таких операциях с ветераном, поскольку за давностью лет советские секреты (не все, конечно) уже не являются тайной.
— Я был начальником военной контрразведки спецчастей ЗГВ (вначале это была Группа советских войск в Германии, то есть ГСВГ, потом — Западная группа войск, иначе ЗГВ), — вспоминает Василий Федорович. — В обиходе меня называли начальником ВКР Берлинского гарнизона. В зону обслуживания моего подразделения входили военные заводы Восточной Германии, Разведцентр ЗГВ, подразделения ГРУ (то есть мы обслуживали военных разведчиков с точки зрения контрразведки, чтобы там не происходила утечка информации или вербовка спецслужбами противника, другие действия, направленные против безопасности наших войск), совместный с восточными немцами Центр обеспечения полетов, три отдельные бригады войск и еще многие объекты такого рода.
Разведка в контрразведке
Внутри моего подразделения были свои отделы по направлениям, в том числе отдел разведки. Да, разведка в составе контрразведки! К сожалению, в нашей украинской нынешней контрразведке такое подразделение сократили, хотя я считаю, что зря. В задачи разведки входило проникновение в разведцентры противника, поселение агентуры вблизи объектов, представляющих для нас оперативный интерес, выявление через своих агентов тех наших граждан, которые склонны или уже завербованы. Тогда уже в дело вступала непосредственно контрразведка. Восточная Германия в те времена была единственной страной, даже среди наших союзников, где контрразведке разрешалось заниматься вербовкой агентуры, использованием агентов в своих профессиональных целях. Причем если мы выявляли шпиона или завербованного противником человека, который работал против ЗГВ, то имели право сами его задерживать, арестовывать и так далее. Если такой человек для нас интереса не представлял, работал против восточных немцев, то мы могли провести операцию совместно с сотрудниками МГБ ГДР, а затем передать изобличенного шпиона коллегам.
Кроме того, в обязанности наших разведчиков входило и выведение нашей агентуры за пределы Восточной Германии, скажем, в Западный Берлин или ФРГ, на оседание там в интересах безопасности нашего государста. Для этого определяли легенду, порядок действий и тактику поведения, способы связи. Ведь не секрет, многие восточные немцы действительно хотели выехать туда разными способами, так что такое желание подозрений не вызывало. Мне самому лично приходилось выводить такую агентуру на Запад. Затем, как правило, их брала на связь советская разведка, чтобы выведывать чужие секреты, это уже не наша область работы.
Еще в органах нашей контрразведки, и в моем отделе тоже, были офицеры, занимавшиеся окружением, то есть теми немцами или иными гражданами, которые оказывались в окружении советских войск, проще говоря, рядом с нашими военными объектами. Или просто приезжали люди откуда угодно (в частности с Запада, скажем, под предлогом поиска родственников) и вступали под любым предлогом в контакт с нашими военнослужащими.
Командование частей и подразделений ЗГВ обязано было все свои действия согласовывать с контрразведкой. Мы решали, например, кому остаться служить или работать в ГДР, а кого откомандировать. Приносят нам списки, скажем, на продление срока пребывания за границей, мы смотрим внимательно: это наша агентура — оставить, у этого были подозрительные связи, пусть до конца не выясненные, лучше, во избежание возможных неприятностей, откомандировать на родину…
Памятники и туризм
Одним из почетных объектов для охраны нашими воинами был памятник в Тиргартене, на территории Западного Берлина (всего в Берлине три подобных памятника, еще в Панкове и Трептов-парке). Поскольку против советских войск и граждан активно работали спецслужбы вероятного противника Советского Союза (на то время, ныне это наши друзья и партнеры), то задачей ВКР было тщательно оберегать безопасность государства и граждан, в первую очередь военнослужащих, не давать засылать к нам агентуру, вербовать наших людей и так далее. Наш караул в том же Тиргартене однажды неизвестный обстрелял издалека из малокалиберной винтовки, одного бойца ранил... Так что надо было давать отпор, в том числе и проявлением экстремизма и терроризма.
Что мы могли использовать на чужой территории? Слежку? Нет. Могли использовать наши силы и средства. Сила — это наши оперативные сотрудники, их опыт и профессионализм, средства — агентура, доверенные лица, а также оперативно-технические инструменты.
Возьмем туризм в Восточную Германию. Приезжала масса людей, среди которых было немало и агентов западных спецслужб. То ли это были официальные сотрудники, "под крышей", ибо использовали документы легализации (скажем, едет якобы врач или инженер, а не офицер разведки), то ли завербованные агенты... И на автобане при въезде в Восточную Германию их всех уже в конце 80-х снимали на видеокамеры. В этом вопросе мы сотрудничали со спецслужбами восточных немцев.
Работала служба наружного наблюдения, наша, военной контрразведки. Мы с помощью немцев делали такие специальные хитроумные дорожные развязки и заезды, чтобы могли брать легко "гостей" под "наружку" и водить по всей ГДР. Надо было знать, с кем встречается чужой разведчик, связи, возможно, тайниковые операции, скажем, сооружение или выемка закладки для своих агентов. Это сейчас спутники, интернет, а тогда все было по-другому, приземленнее… Опера ноги кормили! Было много бессонных ночей, ибо въезд в страну разрешался до 21 часа, если приехал поздно и ночью куда-то стремится, надо брать под наблюдение и не спать...
Взаимные захваты
По ГДР разъезжали разведэкипажи западных миссий связи. Это джип с тремя-четырьмя разведчиками, оснащенный мощной видео-, фото-, аудиоаппаратурой. Разведэкипажи стремились как можно больше заснять на пленку наших войск, не всегда законно. Однажды такой экипаж нагло нарушил условия договоренности и углубился в запрещенный район на 30—40 км. Мы это отследили и устроили на дороге ловушку. Перекопали с помощью войск дорогу по маршруту экипажа, а когда они приблизились ко рву, сзади на дорогу свалилось дерево. Экипаж оказался в западне (вообще
это был далеко не единственный такой эпизод, чаще с американцами и англичанами). В таких случаях составлялся протокол о нарушении норм поведения и норм ведения разведки (заезд на запрещенную территорию). Затем вызывались представители страны, от которой был экипаж, им передавали попавших в ловушку разведчиков. Вместе с их аппаратурой, из которой, конечно, изымалась пленка (а порой и приборы "случайно" ломались, чтобы не было повадно их снова использовать против нас).
Но были и захваты спецслужбами союзников наших сотрудников. Один такой случай произошел в Потсдаме, в парке Сан-Суси, с моим подчиненным. Он был из того подотдела разведки в контрразведке, о котором я упоминал. Этот офицер имел на связи восточного немца, своего агента. Однажды этот агент вызвал куратора-офицера на встречу в парк Сан-Суси по срочному каналу связи. Мол, дело не терпит отлагательства, надо посоветоваться и передать некую информацию. Надо сказать, что это был уже конец 1990 года, после объединения Германии, в Потсдаме находилась группа "ОСТ" от Бундесвера, которая решала все вопросы. А наша ЗГВ уже начала вывод советских войск. Так что Потсдам уже не был "нашей" территорией, и выход сотрудника на встречу с негласным помощником в одиночку запрещался. Его бы подстраховала группа спецподразделения, а до того на месте бы поработала "наружка", выяснила обстановку (кстати, как потом оказалось, там было сосредоточено не менее полусотни полицейских, что наружное наблюдение, конечно, выявило бы). Однако сотрудник допустил халатность, не доложил руководству о вызове и в одиночку отправился на встречу. Там его и "приняли", тут же вывезли в Западный Берлин, возможно, опасаясь, что сотрудника наш спецназ мог отбить.
Вмешательство Геншера
Западные спецслужбы продержали сотрудника несколько месяцев, пока в дело не вмешался министр иностранных дел объединенной Германии Ганс-Дитрих Геншер. Причем так получилось, что просьбу советской стороны о передаче нам офицера передавал министру именно я. Меня вызвал начальник главного управления особых отделов (контрразведки) ЗГВ и предал письмо, согласованное с центром. Сказал, что нужно выбрать момент и отдать письмо Геншеру. Почему выбрали меня? Да потому что захваченный офицер был моим подчиненным. Вскоре в Берлине состоялось большое международное совещание, в котором принимали участие и Геншер, и его коллега из СССР. Обсуждались вопросы вывода советских войск из Германии (а эта группировка насчитывала около 600 тысяч человек). Мне удалось попасть на это совещание. Объявили перерыв, и я увидел Геншера, стоявшего со своим помощником. Мы с переводчиком подошли к ним (немецким я владел, конечно, но для такого уровня на всякий случай пригласил специалиста по языку). Переводчик и рассказал Геншеру, что мы просим вступиться за сотрудника, попавшего случайно в руки спецслужб, не вынашивавшего злого умысла против Германии, и вообще со "сдавшим" его немцем был просто в приятельских отношениях. Тот, дескать, офицера обманул, пригласил где-то посидеть, типа в кафе или гаштете, по-дружески, а сам представил его как шпиона. К тому же у офицера многодетная семья, нужно ее кормить... Словом, Геншер принял наше письмо, передал помощнику, а затем, видимо, оно попало в соответствующие органы. И примерно через неделю нашего сотрудника отпустили, передали нам под расписку о том, что у него нет претензий к "принимавшей" стороне. В тот же день офицер был отправлен на родину.
Агенты: были окружены очень серьезной тайной
Василий Зарубенко продолжает свой рассказ:
— Сотрудник, который оперативно обслуживал подразделение, из которого выделялся караул для охраны памятника (это был 133-й батальон, выделялся взвод "для специальных мероприятий"), обязан был найти среди личного состава караула людей, способных оказать посильную помощь органам контрразведки. Без такой агентуры вести контрразведывательную деятельность вообще сложно, а то и невозможно. Изучались моральный облик, преданность солдатскому долгу, другие качества. И такие люди находились. Подбирался, таким образом, и офицер или прапорщик, который брал на себя связь с несколькими бойцами, оказывавшими негласную помощь. Это нужно было для конспирации, чтобы наш оперативник имел дело с одним человеком, а тот уже связывался с остальными, что не вызывало подозрений, ибо они служили в одном подразделении. И давал инструкции "негласникам", вырабатывал способ срочной и экстренной связи с оперативным сотрудником, если на объекте ЧП. Или если есть информация о подготовке такового ЧП: выдача секретов, подготовка к измене Родине в форме побега на Запад, идеологическая диверсия (например, солдата так обработали, что он подговаривал товарищей с оружием в руках прорываться на территорию противника, мол, нас там ждут, хорошо заживем — это, кстати, пример из реальной жизни, но ЧП предотвратили благодаря агентурной работе).
Если в подразделении не удавалось найти подходящих людей, мы, через командование, вводили туда нашего агента под предлогом служебного перевода. Для этого использовалась агентура на более высоком уровне, майоры и полковники, которые выполняли нашу просьбу и переводили человека. При этом "ушей" контрразведки видно не было, все делалось вроде бы в обычном служебном порядке. Это так называемые агенты влияния. А были еще агенты с широкими контрразведывательными возможностями, общавшиеся с американцами, англичанами, французами... Конечно, такие агенты были окружены серьезной тайной, о них знали далеко не все контрразведчики, только состоявший на связи оперсотрудник и его начальник. Даже другой опер или иные коллеги уже знать не могли. Это был порой вопрос жизни...
Часовой: застрелил проникшего в часть разведчика
Разумеется, говорит генерал Василий Зарубенко, западные разведчики знали о возможностях советской контрразведки в ГДР, и многие встречи со своей агентурой в Восточной Германии переносили за пределы этой страны.
— Впрочем, как и мы, — вспоминает генерал. — Мы ведь тоже не всегда могли встречаться с агентами из числа западных немцев, живших в ФРГ. Выводили их в Чехословакию, Венгрию, даже в нейтральную Вену... И там встречались, получали информацию, передавали инструкции.
Одной из важнейших наших задач в то время была борьба с незаконными действиями военных миссий связи западных союзников. Вообще по закону они осуществляли контроль за деятельностью советских войск в Восточной Германии.
Например, если разрешены определенные калибры орудий, чтобы эта норма не превышалась. Или: заявлены учения с таким-то количеством войск — значит, их не должно быть больше. И так далее. Но это легальная сторона дела, которой мы, разумеется, не препятствовали. Были совместно определены районы ГДР, куда миссиям разрешалось заезжать для такого контроля. Однако им, конечно, хотелось знать о наших войсках как можно больше, потому нередко посланцы миссий оказывались в запрещенных районах. Это уже была ответственность контрразведки, наша ответственность. Бывали и трагические случаи. Например, как-то майор из военной разведки США (РУМО) решил незаконно проникнуть на территорию бригады наших тяжелых самоходных артиллерийских орудий (САУ, калибр 205 мм) в Потсдаме. Сотрудники миссии были рядом, где разрешено, а майор решился на опасный поступок. Он перелез через забор с фотоаппаратом в руках и направился было к ангарам с орудиями. Но его заметил часовой, попробовал остановить окриком, сделал предупредительный выстрел вверх. Однако разведчик не остановился и был застрелен часовым, пуля попала в сердце. Произошло это, повторю, на запрещенной к посещению территории нашей воинской части. Разбор ЧП был очень серьезным, приехали как представители американцев, так и наши прокуроры и контрразведчики. Вывод таков: оружие было применено правомерно. Во всех странах армия защищает свои секреты.
Отмечу, что мы не только охраняли тайны, но также тщательно знакомились с представителями вероятного противника. Могу сказать, что в свое время было заведено дело предварительного изучения на одного американца, занимающего сейчас видное положение в политической элите США. А тогда мы подготовили что могли, и дело забрала у нас разведка. Насколько я понимаю, готовились вербовочные подходы к американцу. Но чем все закончилось, не знаю.
Об охране узника Шпандау Рудольфа Гесса и диковинном авокадо из рук Эрика Хоннекера — читайте позже.
Читайте также:
Потребительская инфляция
Учетная ставка
Официальный курс евро
Официальный курс доллара
Международные резервы
Главные темы